Пересечение границы между Крымом и материковой Украиной.
На административной границе АР Крым и Херсонской области однозначно будет введен режим государственной границы. Как со стороны Крыма, так и Украины. Потому что Украина не контролирует свои границы в Крыму. Будет проверка паспортов, таможенный контроль. Логика признания Крыма оккупированной территорией подсказывает, что граждан страны оккупанта (РФ) через эту границу вообще не будут пропускать. Мы не знаем, как поступят оккупационные власти. Возможно, они тоже запретят пересекать эту границу гражданам Украины. В таком случае граница может оказаться закрытой наглухо, как между двумя Кореями или как между Грузией и Абхазией, между Кипром и Северным Кипром. Таких примеров достаточно. Соответственно, закрыта она станет и для товаров.
Скорее всего, с Крымом не будет авиасообщения из Украины, не будет морского сообщения.
То есть, в худшем случае Крым ждет изоляция от Украины, в лучшем – сложное пересечение границы с серьезными ограничениями, в том числе по провозимому товару.
Особое сожаление тем, чьи семьи разделились в результате оккупации. Для них, возможно, будут выдаваться особые разрешения на пересечение границы (такие есть, например, у корейцев), но к этому еще надо придти.
Источник: http://glavcom.ua/articles/18350.html
Дата публикации на источнике: 20.03.2014
Автор: Игорь Ляшенко
Росія до свого бліцкригу готувалася багато років. Вона прикормлювала численних прихильників, фінансувала агентів впливу, перекуповувала політиків. Зрештою, Росія сформувала таке інформаційне й політичне поле, у якому «віджимати» Крим було легко і безпечно.
Показово, що жоден із кримських депутатів-мажоритарників не поворухнув ані пальцем для того, щоб якось перешкодити анексії Криму. Ці люди не соромилися роками отримувати з державного бюджету гроші, користуватися всіма належними пільгами, але захищати територіальну цілісність країни не стали. Жоден з них не голосував за постанову Верховної Ради із закликом до Росії припинити зазіхання на державний суверенітет України. При цьому ні в кого в той момент не піднялась руки скласти депутатський мандат. Лише після того, як Росія вирішила проко
Вони зіграли роль «п’ятої колони» і очікувано стали непотрібними ані зрадженій Україні, ані тріумфуючій Росії.
Одинадцятеро з цих депутатів (обраних у Криму та Севастополі) – члени Партії регіонів, ще один, Лев Миримський – позафракційний.
Чим саме займалися кримські нардепи в той час, доки тривала повзуча окупація півострову російськими «зеленими чоловічками».
Віталіна Дзоз (ПР)
ОВК №1 (Сімферополь). Екс-міністр освіти Криму ще до початку окупації півострова підтримувала тісні контакти з головою нині розпущеної Верховної Ради Криму, одним з головних сепаратистів Володимиром Константиновим. Про це свідчить її смс-переписка, зафіксована фотографами у сесійній залі парламенту: «Добрый день, Владимир Андреевич. На Крым накатывает оппозиция. Жду от вас указаний, готова выступить». В її розумінні це називалося «відстоювати інтереси кримчан». При цьому Дзоз http://glavcom.ua/articles/18086.html в інтерв’ю «Главкому» категорично заперечувала існування в Криму озброєних російських військових. А вже через кілька днів депутатка виступала на проросійських мітингах в Автономії. Але досі не поспішає складати мандат, ще 4 березня її картка голосувала в Раді.
Лев Миримський (позафракційний)
ОВК №2 (Сімферополь). Ще 23 лютого Миримський впевнено говорив про те, що «сепаратистські настрої здулися» і що Крим загалом та Севастополь зокрема будуть українськими. «Ситуація більш-менш стабільна, і як тільки в Києві все вляжеться, в Криму теж все заспокоїться», — заявляв він. Однак пізніше у інтерв’ю «Главкому» він побивався, що українська влада відкрила кримінальні справи проти лідерів кримських сепаратистів, та скаржився, що Криму українська влада приділяла замало уваги. При цьому складати свій мандат Миримський не збирається, а сімейний бізнес, яким займається дружина, все ж підлаштує під вимоги російського законодавства: «Якщо на тій території, де є бізнес, правовий статус буде іншим, і будуть вимоги інші, доведеться рахуватися з цими вимогами», — сказав Миримський «Главкому».
Олена Нетецька (ПР)
ОВК №3 (Джанкой). Входить до числа депутатів, які 19 лютого підписали звернення до світової спільноти зі скаргами на тиск з боку «радикально налаштованих протестувальників» стосовно депутатів від ПР. «18 лютого екстремісти напали на центральний офіс Партії регіонів у Києві і підпалили його. Два працівника загинули. Жінок, які, рятуючись, намагалися вийти з офісу, радикали-нападники били кийками, знущалися над ними морально і фізично», — йшлося у зверненні. Це – банальна і стовідсоткова брехня. Кореспондент «Главкому» був присутній при штурмі офісу ПР від початку до кінця, і бачив усе на власні очі (точніше, не бачив нічого з описаного Нетецькою, окрім підпалу). Але чого чекати від рядової представниці «п’ятої колони», якщо цю ж саму брехню в прямому ефірі повторював Путін?
Олег Парасків (ПР)
ОВК №4 (Євпаторія). Попри те, що Парасків не голосував за постанову ВР щодо засудження дій Росії в Криму, він принаймні якийсь час після перемоги революції підтримував нову владу. 22 лютого Парасків голосував за відсторонення Януковича від виконання обов’язків президента, а 26 лютого – закликав кримчан не брати участь у мітингах сепаратистів. «Сьогодні Верховна Рада України здійснює важливі кроки по виходу з політичної кризи. Вони дуже не прості і часто сприймаються громадянами нашої держави не однозначно. Але без них сьогодні не повернути мир і спокій в наші будинки, не зберегти єдності нашої держави для майбутніх поколінь», — йшлося у зверненні Парасківа. На цьому зусилля парламентаря вичерпались.
Валентина Лютікова (ПР)
ОВК №5 (Керч). Колишній секретар Керченської міськради. Входить до складу комісії з розробки нового мовного закону. Це не завадило їй проголосувати на референдумі 16 березня і заявити про безпрецедентну явку виборців. Зате щодо складання депутатського мандату – то тут Лютікова не поспішає, обіцяючи попередньо порадитися з лідерами сепаратистів Аксьоновим та Константиновим.
Юлія Льовочкіна (ПР)
ОВК №6 (Феодосія). Сестра екс-голови президентської адміністрації Сергія Льовочкіна. За повідомленнями ЗМІ, 20 лютого, коли снайпери на Інститутській розстрілювали людей, Льовочкіна намагалася втекти з Києва літаком (хоча сама пізніше це спростовувала). Переконавшись, що Майдан і бандерівці кровожерливими бувають тільки в буйних фантазіях Дмітрія Кісєльова, Льовочкіна повернулася до Києва і навіть брала участь у засіданнях парламенту. 14 березня в інтерв’ю кримським ЗМІ Льовочкіна розкритикувала дії Росії: «Пояснення з приводу захисту російськомовного населення від міфічних страшних бандерівців виглядають як дуже умовний фіговий листок», — сказала вона.
Сергій Брайко (ПР)
ОВК №7 (Ялта). Колишній міністр регіонального розвитку і ЖКГ Криму та мер Ялти. Красномовна цитата із розряду «коментарі зайві»: «Традиционно на Южном берегу Крыма самая низкая явка на избирательные участки при любых выборах. Но так не должно быть в этот раз! Не оставайтесь равнодушными! Приходите сами, звоните родным и знакомым, призывайте всех идти на избирательные участки! Ведь наша судьба и дальнейшая история Крыма решаются 16 марта 2014 года!». Але мандату українського парламенту Брайко досі не склав.
Борис Дейч (ПР)
ОВК №8 (Судак). 13 березня Дейч заявив, що кримчани повинні «прийти на избирательные участки, поддержать референдум и отдать свой голос за будущее, за процветание нашего Крыма». Він не тільки взяв участь у голосуванні на референдумі, але й віддав свій голос за Росію, про що заявив публічно. І лише 19 березня Дейч склав депутатський мандат.
Олександр Нечаєв (ПР)
ОВК №9 (Армянськ). Людина Дмитра Фірташа, один з топ-менеджерів титанового напрямку у його імперії. Разом з Олегом Парасківим голосував за відсторонення Януковича від влади. Але двома днями раніше, 20 лютого, в числі інших депутатів не з’явився до Ради на позачергове засідання – і це обернулося продовженням кровопролиття. Мандат досі не склав.
Григорій Груба
ОВК №10 (Сімферополь). Людина Рината Ахметова. Прийшов у раду з ПАТ «Крименерго», яке контролює Ахметов, але акціонером є і російський бізнесмен Констянтин Григоришин. Вийшов з Партії регіонів. Продовжує триматися за мандат.
Вадим Новинський
ОВК №224 (Севастополь). Може цілком заслужено претендувати на премію «Найневдаліша інвестиція року». У 2013 році провів дорогу виборчу кампанію на перевиборах у окрузі Павла Лєбєдєва, який подався в міністри оборони. Новинський голосував за припинення вогню 20 лютого, пізніше послідовно виступав на захист територіальної цілісності України. Але разом з тим Новинський та його бізнес-партнер Ринат Ахметов явно намагаються пролавірувати у цьому протистоянні так, щоб не стати випадково на чиюсь сторону. Принаймні, доки не визначиться явний переможець.
Вадим Колесніченко
ОВК №225 (Севастополь). Одіозний русофіл і українофоб, для якого окупація Криму – це щастя. З 20 лютого, за його словами, не працює у парламенті – хоча принаймні двічі за цей час він реєструвався для участі у засіданнях, але жодного разу не голосував. Демонстративно склав мандат народного депутата України, заявивши, що щасливий від того, що більше не житиме в одній країні з «соціал-фашистами», і обіцяв на дозвіллі займатися натуральним господарством – розводити кіз.
Ці депутати продовжать працювати у Верховній Раді
Андрій Магера, заступник голови ЦВК: Вибори в Криму можуть тимчасово не проводитися
Після окупації Криму Росією якою буде доля тих депутатів ВР, які обиралися від Криму?
Вони залишаються народними депутатами України, тому що вони обрані від наших виборців, і проживають у цих двох регіонах України (Крим і Севастополь – «Главком»). Тому що ці два регіони України наша держава продовжує вважати своїми – не тільки наша держава, але й міжнародне співтовариство. Ці депутати продовжать працювати у Верховній Раді доти, доки достроково не будуть припинені їхні повноваження або доки ВР нового скликання не запрацює.
Дехто з цих депутатів відмовився від мандату. Чи будуть проведені позачергові вибори на їх округах? Чи це взагалі можливо зробити?
Це питання опрацьовується, вивчається. Я не виключаю прийняття на рівні парламенту якогось комплексного закону, який би стосувався статусу так званих окупованих територій. Можливо, це питання буде зняте на рівні цього закону.
На рівні такого закону треба, як на мене, вирішити питання функціонування української присутності в двох регіонах України, які є фактично окупованими і які фактично не контролюються центральною владою України. Це може мати наслідком те, що тимчасово на цих територіях вибори можуть не проводитися з огляду на те, що українська влада не зможе забезпечити дотримання належних принципів виборчого процесу, незалежності виборчих комісій та їх членів, а також гарантій прав спостерігачам та ЗМІ.
Звучали пропозиції про те, щоб кримчани голосували у Херсонській області. Наскільки це реально?
Ця ідея може мати місце, але знову-таки рішення тут повинен прийняти парламент.
Частина жителів Криму вже зараз отримують громадянство Росії. Як ЦВК і українська влада загалом зможе контролювати, щоб люди з російським паспортом не голосували на українських виборах?
З точки зору ЦВК для нас важливим є лише те, щоб особа була громадянином України. Теоретично можна припустити, що людина набуде ще якесь громадянство, не припиняючи громадянства України. але вже буде запитання до закону про громадянство, до якого ЦВК жодного стосунку не має. В законі про громадянство не прописується жорстка норма, яка була раніше, що у разі добровільного набуття особою громадянства іншої держави президентові вноситься проект указу про припинення громадянства України у зв’язку з його втратою зараз такої норми в законі нема. Я не знаю, з яких причин цієї норми нема, але вона колись була, починаючи з 1991 року. Але це питання на рівні виборчого закону ми точно не вирішимо.
Источник: http://glavcom.ua/articles/18354.html
Дата публикации на источнике: 20.03.2014
Автор: Алексей Бык
Новая власть занялась тем же самым, чем и «банда Януковича».
Пока офицеры блокированных воинских частей украинской армии в Крыму ждут от командования в Киеве внятных приказов, как им действовать дальше (приказов все нет), в Украине происходят вещи, непостижимые здравым рассудком.
В Киеве, как и при прежней власти, бьют журналистов. За минувшие сутки — два инцидента. Случай первый: депутаты верховной Рады от ВО «Свобода» рукоприкладствовали в отношении и.о. гендиректора Национальной телерадиокомпании. Подробности инцидента можете увидеть здесь.
Кстати, «свободовец» Игорь Мирошниченко — профессиональный журналист. Случай второй: активист т.н. «антикоррупционного комитета» (руководитель — журналист Татьяна Чорновол) рукоприкладствовал в отношении журналиста телеканала «1+1». Когда журналист пыталась разобраться, что творят люди в «балаклавах» с битами и топором поздней ночью в здании Государственной архитектурно-строительной инспекции Украины. Как это происходило, можно увидеть здесь.
Но это — фон.
В Киеве не считают нужным публично заявить, как власть намерена помогать будущим вынужденным переселенцам из Крыма: военным, правоохранителям, чиновникам, гражданским. Проблема очевидна, речь идет о человеческой трагедии тысяч семей соотечественников, но руководство страны не нисходит до прямого обращения к согражданам по этому поводу.
У народа Украины отнимают многомиллиардную госсобственность в Крыму, но ни официальной реакции, ни ответных мер на это нет — вообще никаких. При этом премьер-министр Арсений Яценюк заявляет о продолжении какого-то «сотрудничества» с Россией. А «Роснефть», очевидно глумясь, разглагольствует об инвестиционных программах в Украине.
Армия врага де-факто угрожает захватом юго-востока Украины и даже Киева, а тот же премьер Яценюк уже дважды заявил, что Украина не намерена вступать в НАТО. Без объяснения причин. При этом все руководство страны признает, что армия Украины — небоеспособна, за исключением нескольких соединений, и реально противостоять русскому агрессору не сможет.
Отрицает вступление Украины в НАТО и ЕС и кандидат в президенты Украины Дмитрий Ярош — мутный лидер непонятного «Правого сектора», активно «раскручиваемых» российскими СМИ. Без объяснения причин: не хотим, и все (того же хочет и Москва).
При этом сам Д. Ярош не торопится детализировать свою биографию, а «Правый сектор» — источники своих доходов. Зато своими выходками и «заявами» обильно «греют» пропагандистскую машину вражеской России — воистину, как если б «Правый сектор» просил об этом Дмитрий Киселев. И в Нацгвардию вступать «Правый сектор» явно не торопится. В тылу нужнее?
В Крыму тем временем множится число заложников путинской хунты. Есть раненные, изувеченные (отрезаны уши, прострелены ноги), убитые и пропавшие без вести. Но нет адекватных ответных шагов украинской власти. Когда писались эти строки, был похищен главком ВМФ Украины Гайдук. Которого беспрепятственно похитили «неизвестные», и теперь офицеру «прокуратура» Крыма «паяет срок» за несуществующий приказ. Помни, Родина, своих сыновей!..
А в Киеве тем временем продолжает развиваться российский бизнес — не только частный, но и государственный (банки и компании). Вопросов и претензий к оккупантам нет. «Сбербанк России» все также «обслуживает население»…
Верховную Раду и.о. Президента Александр Турчинов отправил на «каникулы» до 25 марта — и это в то время, когда Украина де-факто пребывает в состоянии войны с Россией. Как будто бы его об этом Путин попросил. Прошло несколько дней, и 20 марта пришлось экстренно собирать депутатов — с армией Украины в Крыму все же что-то придется делать… Интересно, хотя бы наработки есть?..
А в это время «морпехи» из Феодосии требуют четких приказов из Киева — их нет. С первых дней агрессии России — нет. «Ни шагу назад», но «огонь не открывать» и «на провокации не отвечать». Военнослужащих Украины в Крыму уже убивают.
Кто виноват в том, что армии в Крыму не дали даже уничтожить военное имущество и оружие, которым теперь вооружится враг? Как случилось так, что морские буровые платформы не были уничтожены и достались врагу, и будут крепить его экономическую мощь?
Почему в Украине мобильную связь до сих пор контролируют российские операторы, то есть враг? Почему не разорваны дипломатические отношения с государством-агрессором? Почему не перекрыты границы? Почему не заминированы все переправы, мосты и путепроводы на направлениях вероятного наступления противника?
Почему власть играет в молчанку с народом? Потому что народ на этом «празднике жизни» — снова лишний и путает «расклады» «дерибана»?
19 марта с лечения должна вернуться Юлия Тимошенко. Чье лечение за границей совпало с активной фазой российского вторжения в Крым и аннексии полуострова. Ярких, принципиальных заявлений не последовало: так, дежурные фразы и констатация фактов: дама явно для себя закрыла эту тему.
Кстати, Ю. Тимошенко тоже заявила о желании стать президентом Украины.
Но первым кандидатом в президенты зарегистрировался в ЦИК обидчик Тимошенко — экс-первый замгенпрокурора Ренат Кузьмин. «Человек ФСБ» в Генпрокуратуре. Но к Кузьмину ни у Юли Тимошенко, ни у новой власти вопросов, похоже, тоже нет. Как, кстати, и к Виктору Медведчуку — давнему партнеру лидеров «Батькивщины». Это США и ЕС заявляют о санкциях в отношении Клюевых и Медведчука — в Украине им ничто не угрожает. Такую гарантию защиты в нынешних реалиях дать может только «Батькивщина» (МВД) и «Свобода» (ГПУ).
И эта безнаказанность и неприкосновенность Медведчука и его окружения приводят к мысли, что сдача Крыма была согласована заранее — уже с нынешними постояльцами Банковой.
…А в Межигорье украли пресловутый «золотой батон». И не пускают на территорию экс-резиденции Януковича музейщиков для описи уцелевшего. Зато проводят платные экскурсии для всех желающих. Маленький бизнес.
Что изменилось в Украине с 22 февраля?
Не стало Крыма. И «золотой батон» сменил хозяина. Я ничего не упустил?..
Источник: http://argumentua.com/stati/krym-sdali-zapakh-zhenshchiny-i-razboya/
Дата публикации на источнике: 20.03.2014
Автор: Георгий Семенец
озера Донузлав стоит одинокий корабль – героический «Константин Ольшанский». Когда-то именно он эвакуировал из Ливии, где разгоралась гражданская война, украинцев и граждан других стран.
В ночь на 6 марта он оказался заблокирован российскими военными вместе с другими украинскими кораблями.
После того, как состоялся референдум, «Ольшанский» отошел от пристани и к берегу с тех пор не возвращается.
«Как только пришвартуемся, нас тут же атакуют», — говорит капитан Дмитрий Коваленко. И печально добавляет: «Завтра все окончательно решится. Стоять на озере мы больше не можем. Это конец».
По традиции, на закате на корабле спускают украинский флаг. С берега слышно, как играет гимн. Шлю капитану смс: «Слава Украине!»
Никогда не думала, что буду вот так запросто слать подобные сообщения героям, пусть и проигравшим. Но это не их вина, что так получилось.
Несколько дней назад я сидела в кабине Коваленко и слушала его истории и истории его соратников. Маленькая комнатка, полки с книгами про военных и корабли, крохотная тахта, вареный кофе на подносе.
Каждый час слышалось, как в озеро вылетала граната. Командиры выглядели сильными и смелыми, шутили, что в случае атаки пальнут из пушек – «этим мало не покажется». Они понимали, что их бросили на произвол судьбы, но точно знали, что не намерены переходить на сторону оккупантов.
Вряд ли перейдут. Просто сложат полномочия и уедут подальше с захваченной земли.
Воинские части в Крыму окружены, повсюду военные переходят на сторону России. Но не все: есть такие, которые намерены стоять до конца.
Звонят из Севастополя: российский спецназ вынудил их разоружиться, приказал новый командир – раньше он был заместителем бывшего «проукраинского» командира. И тем не менее, они по-прежнему рассчитывают на защиту Киева.
Морпех Алексей Никифоров, который организовал в керченской части концерт офицеров, над которым чуть не расплакался Вакарчук, сообщает, что их еще не заставляют сдаться – возле части по-прежнему только казаки, русских военных нет.
«Но скоро, видимо, все решится», — говорит он подавленно, хоть и пытается оставаться уверенным.
«Простите нас, — внезапно говорит он. – Простите нашу армию, простите за все».
Настроение у обычных крымчан по-прежнему приподнятое. Ездят с российскими флагами, обсуждают новые реалии, гадают, когда у них поднимутся зарплаты и пенсии. Правда, про туристический сезон говорят неуверенно.
«Скорее всего, сезона не будет, — размышляет мужчина, который держит кафе возле Донузлава. – Ну, раз не будет, значит, будем сами для себя готовить, и вот вы к нам приедете же, да?»
Крым готовится перейти на московское время.
Пару лет назад мы с коллективом проекта «Большая идея» создали на сайте страницу, которую назвали «Крым модерновый».
Мы рассказывали об общественных и культурных инициативах на полуострове, которых в то время становилось все больше, поддерживали местных инноваторов.
Долгое время Крым воспринимался россиянами и украинцами лишь как туристический регион, в котором кроме загорания на пляже и прогулок по горам делать нечего.
Единицы знали, что именно здесь появились первые открытые лекции в формате «Уличного университета», что здесь был основан резонансный проект «УкрЯма», что активно развивались экологические технологии, проходили серьезные форумы социальных энтузиастов.
Потихоньку росло общественное самосознание, рождались важные инициативы для людей, которые там живут, интегрированные во всеукраинский контекст. Крым менялся на глазах, становился сильнее. И вдруг…
Теперь полуостров, видимо, будет развиваться по сочинскому пути. Курорты, здравницы, спорт. Низовые инициативы постепенно пойдут на убыль, потому что в условиях диктаторского режима они не выживут.
Пожалуй, сейчас в Крыму только военные продолжают отстаивать национальные интересы Украины.
У простых крымчан теперь другие интересы. Крым готовится перейти на московское время и, судя по всему, перейдет.
Источник: http://www.pravda.com.ua/rus/archives/date_20032014/
Дата публикации на источнике: 20.03.2014
Автор: Екатерина Сергацкова
На КПП «Турецкий вал» по дороге в Крым 9 марта 2014 года задержали два автомобиля. В одном были активистки «Автомайдана» Александра Рязанцева и Екатерина Бутко.
Во втором – журналист Елена Максименко, фотограф Олесь Кромпляс и водитель Евгений Рахно. После задержания все пятеро исчезли. И в течение трех дней родственники, друзья, знакомые и просто неравнодушные занимались их поиском. История закончилась хорошо. Ребята нашлись.
Сегодня получилось поговорить с Катей и Шурой о том, что же произошло. Для этого приехала в штаб «Автомайдана» в Украинском доме. Удостоверения прессы, чтобы попасть внутрь, недостаточно.
Шура Рязанцева встречает на входе и проводит через охрану, сама делает мне чай. Ее знают все. Здороваются. Появляется Катя Бутко. Она – пресс-секретарь организации. Успеваю произнести «Поговорим?»
Но девочек снова «крадут», правда, только на полчаса – французское телевидение. В ожидании интервью наблюдаю за работой штаба. На доске имена дежурных, женщина рядом аккуратно отвечает на звонки. Работа кажется слаженной. Между делом обсуждают новости, которые транслирует экран телевизора на стене.
Сегодня в Крыму появились первые жертвы. Все заметно переживают. Девочки, наконец, возвращаются. Подробно вопросы задавать не приходится, с готовностью все рассказывают сами.
– Почему вы ехали в Крым?
Шура: – В Крыму у меня живут родители, хотела проведать, переживала. Еще хотели увидеть все своими глазами. Информация разная, и мы, как представители «Автомайдана» и просто люди, хотели видеть правду.
Также везли поддержку – безобидные письма обычных девчонок Майдана, адресованные украинским солдатам в Крыму, украинский флаг с написанными на нем посланиями девушек, обцелованный накрашенными губами, надушенный духами.
– Что произошло?
Шура: – Мы подъехали к границе без всякого волнения, потому что моя машина зарегистрирована по месту прописки – в Крыму. Номера крымские. Я там родилась. Женская машина. Да и смешно подозревать, что девушки будут везти что-то запрещенное.
При въезде у меня попросили документы, открыть багажник. Пока открывала, услышала нецензурную лексику из серии «Оп-па!», как будто что-то нашли. Один из боевиков вытянул из рюкзака тот самый флаг. С этого момента все и началось.
– Кто из боевиков? Каких сил? Кого вы успели увидеть, когда подъехали к границе?
Шура: – Когда подъехали, увидели представителей местной самообороны, не ГАИ, не пограничников. Следом начали сходиться другие персонажи: «Беркут», казаки, военные. Практически все в балаклавах. Солдаты без опознавательных знаков, но с прикрепленным на груди небольшим флагом РФ.
Дальше переставили машину. Нас поставили на колени под дулами автоматов.
Периодически подходили, оскорбляли, матерились. Забрали телефоны, ноутбуки. Как варвары доставали из машины каждую вещь, разбирали, будто конструктор «Лего», издевались при этом, одежду прикладывали к себе, мерили, смеялись, все комментировали.
Когда вскрыли наши ноутбуки и телефоны, началось самое «интересное».
– Кто вскрыл?
Шура: – Был человек, не понятно, к какой силе относился, он у них, видимо, занимался IT.
После отвели нас в палаточный городок. Там мы увидели женщин тоже.
Катя: – Поставили нас в какой-то ров…
– Ров?
Шура: – Там трава росла, такой естественный ров, как будто коровы лежали. Там еще стояли лавки. Неподалеку что-то вроде полевой кухни, палатки. Один БТР.
– С номерами?
Катя: – Этого не было видно.
Шура: – Катю били прикладом по бокам. Ударили по колену. Угрожали его прострелить. У меня в ноутбуке обнаружили фото татуировки «Небесная сотня» и мой последний пост. Ходили, читали его вслух.
– Вы при этом стояли в этом рву?
Катя: – Мы сидели в нем.
Шура: – А потом меня отвели, потому что у меня случился предэпилептический приступ, начала заходиться. Даже принесли успокоительное.
Катя: – Капли какие-то.
Шура: – Но дальше та женщина, что давала капли, – тягала меня за волосы. Получилось, что нас с Катей немного разделили. Я была на лавочке возле этих женщин. А Катя – в окружении мужчин.
– Катя, расскажи подробнее?
Катя: – Женщины ко мне не подходили. Среди мужчин был «Беркут», самые злые, нападали, кричали. Ко мне подошел, судя по всему, один из их начальников, все его слушались. Он был с таким большим кинжалом и сказал: «Я коллекционирую уши. Какое тебе отрезать – левое или правое?»
После этого взял язычки на моих кроссовках и отрезал оба. После приказал остальным сложить все наши документы в пакет и сжечь. А нас сначала пустить «по кругу» а потом расстрелять. Но у Саши случился припадок, плюс среди захватчиков было пару человек, которые как-то пытались нас защитить. Был человек, который сообщил, что занимается разведкой. Он сказал, что женщин бить нельзя, что будет нас защищать.
Шура: – А за это вы меня проведете на Майдан, – сказал он.
Катя: – Он сказал – тех троих – туда (ребят из второй машины, – ред.), а для этих у меня другая миссия. Говорил, что «много чего» сделал накануне. Потому его должны послушать. И будет просить, чтобы нас отпустили с ним в разведку. Что с нашей помощью он пройдет на Майдан. При этом он говорил, что парней будет жестко бить. И бил.
Шура: – Да, тут же демонстрировал, как именно жестко.
– Он тоже из «Беркута»?
Катя: – Нет, было похоже, что из спецслужб. Сначала был в маске, а потом, когда нас отвели в подвал, – уже без. Кроме того, среди них был русский офицер, который несколько раз подходил и говорил: «Спалились, что с Майдана, теперь говорите, как есть!»
Там еще было несколько российских солдат. Все они рассматривали паспорта, что-то пытались говорить. Беркут приходил с побоями и угрозами, а эти общались.
– А какую информацию о Майдане они хотели получить?
Катя: – Чтобы мы признались, что мы оттуда, рассказали о нем. Во рву сидели мы очень долго.
Шура: – Нас задержали в половине третьего. А в самом рву провели часа три. Было очень холодно, даже морозец немного.
Катя: – Шура была без куртки. И мы просили какие-то теплые вещи. Они нашли мою жилетку без рукавов. Одели ее на Шуру, но, так как у Шуры были связаны руки, жилетка постоянно слетала. И из-за того, что она слетала, даже те, кто нам помогал, начинали злиться, потому что им приходилось все время ее накидывать.
Шура: – Когда они рассматривали мои татуировки, они мне практически порвали кофту, задирая ее.
– Руки связали вам обеим?
Катя: – Да.
Шура: – Каким-то жгутом.
Катя: – Шурины татуировки они видели до этого, и решили посмотреть, нет ли их у меня. Я сказала, что нет, но была в лыжной куртке с пришитыми к рукавам полуперчатками. И они требовали показать руки, хотя сами их связали по рукавам, и физически это сделать было невозможно. Тогда они ножом разрезали куртку и убедились, что татуировок нет. После этого нас повели в подвал.
Шура: – На этом КПП раньше стоял патруль ГАИ, осталось двухэтажное здание. Нас повели в подвал этого здания. Там мы были явно не первыми. Видны прострелы, следы крови. Какие-то остатки вещей. Отвели туда нас всех пятерых. Поставили на колени лицом к стене. Руки оставались связаны. Периодически подходили и били нас ногами или дубинками по бокам.
Катя: – Там к каждому отдельно подходили и спрашивали данные: – имя, фамилию, место работы, цель поездки в Крым.
Шура: – Через какое-то время я услышала, что приехал отец. Я сначала в это не поверила, думала, нас сейчас выведут и начнут расстреливать. Чтобы удостовериться, что приехал действительно мой отец, я попросила русского солдата спросить девичью фамилию моей мамы. Он через минуты три вернулся и сказал: Шаповал. Это фамилия моей мамы.
Тогда я заревела, испугалась, хотела выбегать из подвала, стало все равно, кто вокруг, этот беркут и все остальные… Российский солдат меня и Катю вывел на улицу, чтобы нас отпустить.
Катя: – Даже развязали нам руки.
Шура: – Это напоминало блокбастер о беженцах: закат в поле. Солнце светило прямо в глаза. Нас вывели. Стоял мой отец, моя мама. Я плакала, начала заходиться. Когда это происходит, у меня ненормированное дыхание и возможен приступ эпилепсии. Мама очень волновалась.
Начались даже переговоры по поводу моей машины. И вдруг в конце поста в нашу сторону побежал российский солдат с автоматом, стреляя вверх, в воздух, стал кричать: «Назад! Куда?! Не было команды освободить!» После чего нас отвели назад.
А дальше посадили в Камаз. И в чем были, без вещей, повезли куда-то. Изначально конвоем должен был быть «Беркут». Но этот российский солдат, который нас хотел отпустить, помогал нам, во время приступа дал мне кубик сахара (это спасает при эпилепсии), поехал с нами, развязал нам руки.
Пытался согреть, пряча их под свой бронежилет. Дал мне пачку сигарет, сказал, что она мне пригодится. Закуривал мне сигарету.
– Сколько вы ехали в этом Камазе?
Шура: Часов шесть.
– Кто еще был с вами?
Шура: – Олесь, Женя, Лена, мы с Катей и двое военных. Пока нас везли, было очень холодно. Я порой думала, что нас привезли чуть ли не на плато Ай-Петри, в маленькое окошко казалось, там лежит снег.
– У российского солдата были опознавательные знаки? Сколько ему лет?
Шура: – Около сорока пяти. Знаков никаких.
Катя: – Думаю, меньше, около сорока. Он шесть раз герой звезды. Воевал в Афгане, Чечне, Абхазии, Осетии…
– Это он рассказывал?
Катя: – Да. Сказал, что ничего не скрывает. У него все время было открытое лицо. Сказал, что его зовут Влад, что воевал.
Поскольку ехали долго, и он пытался нас как-то успокоить, много говорили о горах, говорил, что пять-шесть раз за год поднимается на Эльбрус. Пытался успокоить нас, беседуя на отвлеченные темы.
Шура: – Мы приехали на гауптвахту военной тюрьмы на территории Российской Федерации. Минут пятнадцать ждали в кузове, пока снаружи советовались, куда нас определять. Дальше вышли, нас построили вдоль тюремной стены лицом к ней. Сказали не поднимать голову. Руки были за спиной. Так простояли около двух часов. Парни дольше.
Было страшно. Вокруг ходили только в масках, ни одного лица. О чем-то шептались за спинами и все время специально щелкали затворами автоматов. Думала, нас расстреляют. Мы плакали. Дрожали от холода. И нас зачем-то спрашивали: «Страшно? Холодно?» Потом завели внутрь. И я прошла все этапы принятия в тюрьму. Раздели. Осмотрели.
– Женский персонал?
Шура: – Да, женский, в балаклавах. Взяли анализы, все снимали на камеру. А дальше поочередно одного за другим вызывали на допросы. Я проходила у них как суперрадикал-националист.
Из-за татуировок.
Из-за плисовой клетчатой рубашки и тех вещей, что у меня нашли, и картинок в телефоне. Говорили, что я PussyRiot и представитель движения WhitePower.
– А что нашли у тебя в телефоне?
Шура: – Фотожабы, фотографии в память о человеке, который спас мне жизнь, какие-то патриотические снимки, которые просто греют душу. Фото с наших акций.
Просто хронологию переживаний того, что произошло с нами за последние месяцы.
– На допросах говорили о Майдане?
Шура: – Говорили, что я там убивала людей, о том, пичкают ли наркотиками, пила ли там чай.
Еще позорили и шантажировали меня: «Как ты, крымчанка с такой родословной, такой семьей, такими дедушкой и бабушкой, позоришь всех?! Бандеровка!»
– Допрашивали работники ФСБ?
Шура: – Не могу точно сказать, их удостоверений я не видела. Но предположить могу, что именно они.
– Катя, расскажи, что было с тобой с момента прибытия в тюрьму?
Катя: – Нас поставили к стене. И там было настолько холодно, что начинало трясти. Возле меня был Олесь Кромпляс, так как его сильно побили, он был без штанов и белья, с заметным сотрясением, он чуть не падал ко мне на плечо. К нему подходили, ставили ровно.
И ко мне тоже, спрашивали, что со мной. Я отвечала, что холодно. Тогда говорили еще ждать.
– Кто подходил?
Катя: – Солдаты, в балаклавах, с оружием. Через полтора-два часа меня завели внутрь, там было две женщины, которые сделали полный осмотр. Даже проверили вены, пересмотрели все вещи, взяли тест на наркотики и завели в камеру. И ближе к трем часам ночи вызвали на допрос.
– Вас поселили в одиночные камеры?
Катя: – Да, я три дня никого не видела, только слышала. Причем, все время думала, что сзади Лена, а впереди – Шура, а оказалось наоборот.
– Что было на допросе?
Катя: – Я была очень сонной. Спрашивали, куда, зачем ехала. Лежала небольшая кучка из наших компьютеров и телефонов. Попросили выбрать свой. Пытались включить, но у меня все было разряжено.
Телефон все-таки включили и сразу же начали звонить люди, им пришли сообщения, что я снова на связи. Телефон звонил без остановки, они не отвечали. И я уже попросила отключить, потому что трудно было все время слышать этот звонок: «Либо дайте мне ответить. Либо ответьте сами!»
Благодаря включенному телефону друзьям удалось определить моё местонахождение. Все время забывали выключать телефон, и довольно часто можно было определить, до квадрата, где он. Это, мне кажется, помогло людям в наших поисках.
Я стала просить позвонить маме – Шурины родители видели ее, а мои ничего обо мне не знали.
Еще меня почему-то попросили написать на бумаге имя, фамилию, дату рождения, данные родителей. Может, это стандартная процедура. Я не в курсе. Решила, если они хотят, буду говорить. Выразила свое мнение, признала, что Майдан стоял и стоит, что была на нем.
Сказала, что результат, который мы получили – то, что делает «Батькивщина» – меня не устраивает. Когда они это услышали, кажется, стали чуть-чуть лояльнее.
Я много об этом говорила и действительно говорила то, что думаю, как считаю. Они были удивлены: как так, я стояла, а теперь критикую какие-то моменты. Но я объясняла, что стояли не ради того, что происходит сейчас.
Что мы 23 года действительно забивали на Крым. И нынешние события были ожидаемы. Что людей не слышат, они вынуждены были выйти. И в Крыму происходит то же самое.
Они слушали, реагировали – а дальше отправили меня в камеру. И я снова легла спать. Утром принесли поесть какую-то странную кашу и дальше целый день ничего не происходило.
– Что ты делала? О чем ты думала, находясь в камере?
Катя: – В основном я спала. Наверное, из-за стресса и безвыходности ситуации. Просыпалась, когда приносили еду, либо попросить воды. Они сразу ответили на вопрос, как долго будут меня держать: «Когда все скажешь, тогда отпустим! Убивать не будем. Все зависит от тебя».
Так прозвучало на допросе, а после целый день молчали. И это меня немного напугало. Хотели что-то услышать – и исчезли. Не стенам же говорить.
Но никто не приходил, только приносили еду. И один раз занесли шоколадку. Еще и шоколадку «Рошен». Такой неожиданный момент.
После пришел начальник. Меня перевели на некоторое время в другую камеру, как оказалось, Шурину, пока она была на допросе. Я слышала, что в моей камере что-то происходит. Когда вернулась, увидела, что они сняли все крючки, зеркала, забрали ремень и шнурки. И снова на вопрос, когда отпустите, сказали: «Когда все скажешь».
Тогда попросила что-нибудь сообщить маме, сказали: «Позже». И я вдогонку попросила передать тем ребятам, чтобы вызывали на допрос, раз хотят что-то узнать.
Через часа три меня вызвали. Очень долгий допрос – настолько, что снимали все на видеокамеру, и у нас был перерыв, потому что в ней села батарея.
Во время допроса прошлись по всем моим контактам и сообщениям. Читали и комментировали каждую смс, спрашивали: «Кто это? Кто это? Кто это?» Всю революцию у меня был другой телефон. Но, после случая в Крепостном переулке с 22-го на 23-е, когда «Беркут» напал на нашу машину, телефон пропал.
Соответственно, в новом было мало всего записано. Плюс на КП забрали карту памяти. Осталась только сим-карта. Сохранилась контактная книга и смс.
Так как я пресс-секретарь, они увидели большой список журналистов, причем, все подписаны – и «5 канал», и «ТСН», много иностранцев.
Кроме того, у меня тоже есть удостоверение журналиста. Они его видели. И считали меня не только активистом, но и журналистом. Спрашивали: «Что ты напишешь теперь? Ты же ничего в Крыму не видела!»
Рассказывали, что все стабильно, все хорошо, люди живут обычной жизнью. В том месте, где меня держали, это звучало сюрреалистично.
Отвечала им, что приехала действительно посмотреть, все ли нормально, как живут. Они начинали жаловаться на «5 канал», что показывают только одну сторону. В какой-то мере я с ними согласна: «5 канал» стал похож на «Интер», только наш. И даже пообещала по возвращении набрать редактора и сказать ему об этом.
Еще они вытащили из компьютера списки людей «Автомайдана», спрашивали про идеологию, финансирование. Очень хотели связать «Автомайдан» с огнестрельным оружием. Я отвечала – нет, мы этим не занимаемся. Пыталась донести, что мы против насилия.
– Следователи были в масках?
Катя: – Три дня в тюрьме все были в масках. Все до единого. Когда вызывали второй раз на допрос, сказали: «О тебе шумят во всех новостях, тебя ищут».
И мне кажется, что это отчасти сыграло свою роль. В какой-то момент пообещали, что отпустят и даже очень постараются сделать мне некую экскурсию по Севастополю, возможно, при участии какого-то телеканала.
На следующий день разбудили, спросили, готова ли к экскурсии, и вывезли в Севастополь. Вместе с севастопольским телеканалом в лице оператора и журналиста.
– Что за канал, не помнишь?
Катя: – «Севастополь». Так и называется.
– Оператор и журналист без масок? Смогла бы узнать их после?
Катя: – Конечно. Нас сопровождал один из следователей, который оставался в маске. Меня везли по Севастополю и говорили: «Смотри: вот флаг России на здании СБУ, они его повесили сами. И на машинах флажки тоже сами вешают. Мы не просили. Видишь, все спокойно, все хорошо!»
– Другим ребятам экскурсию не делали?
Катя: – Нет, только мне. И после парень в маске сказал, что останется в машине, чтобы не пугать, а я с журналистами могу выйти на Нахимова и поговорить с людьми.
– Ты была в той же одежде, что и при задержании?
Катя: – Я была в той же одежде, порезанной, три дня после непонятно чего. Представляю, выглядела странно. Но, из-за того, что со мной были журналисты, которые, правда, не снимали то, что я спрашивала, люди останавливались.
Естественно, что в Севастополе люди говорили мне: «Да, Россия, стабильность». Журналисты тоже со мной ходили и повторяли: «Видите, у нас все за Россию!»
– Ты предпринимала попытки попросить о помощи проходящих людей?
Катя: – Я понимала, раз они сделали мне эту экскурсию, то отпустят. А просьбы о помощи означают, что я бросаю остальных ребят. Думала о побеге. Но понимала, что с собой у меня ничего нет – ни паспорта, ни денег, ни телефона. Да еще и подставлю остальных. Потому от этой идеи отказалась.
На набережной было ужасно холодно. Решила спросить последнего человека и уходить. Останавливаем прохожего, а он оказывается гражданином РФ, который говорит: «Нет! Ни в коем случае Крым не должен идти к России! Это деспотия и диктатура. Украина должна идти в ЕС. Я был на Майдане».
На том и закончили.
Журналисты потом еще записали интервью со мной. Не знаю, вышло ли оно где-то. И после этого отправили обратно в тюрьму.
А через часа три всех вывели. К нам приставили морпеха без маски, который сказал, что его функция нас защищать от «Беркута», от риска в Бахчисарае, и вывезти в континентальную часть целыми и невредимыми.
«Беркут» уважает российских солдат, но не слушается. И морпех сказал, что, если что-то с «Беркутом» пойдет не так, он попытается спасти нам жизнь. И после еще с двумя солдатами-срочниками российской армии мы поехали домой.
Проезжая Бахчисарай морпех сказал: «Тут могут быть теракты. Потому я смотрю вправо, ты влево, ты прямо, а вы слушаете только меня, и, если что случается, – их двоих».
– Террактов опасались в местах поселения крымских татар под Бахчисараем?
Катя: – Да, там какое-то КП, и они думают, что там должны стрелять. После мы приехали на КПП, где нас задержали изначально.
Там морпех оставил нас внутри минивена, в котором мы ехали из Севастополя, сказал закрыть двери, и пошел пытаться отбить наши машины. «Беркут» стал сходиться к бусу.
Ребята сказали: «Опускаемся на пол. Нас могут застрелить, что угодно». А я отвечала: «Да нет же, вот она, граница. Мы почти дома. Нельзя терять надежду. Столько пережили, и тут за сто метров…»
В итоге морпех отбил наши машины, дал сумку с вещами и снял на камеру, всё ли вернулось – паспорта, компьютеры телефоны, даже ремень. Все вернули.
Но то, что оставалось в машинах, было украдено полностью. Ни одной вещи. Забрали даже брелок от ключей. Все личные вещи, рюкзаки, деньги – абсолютно все. Морпех сел пассажиром во вторую машину. И поэтому «Беркут» нас пропустил.
Морпех довез до КП, вышел, а мы поехали домой.
Было очень приятно увидеть наших солдат на украинской границе. Украинские пограничники узнали нас, видели по телевизору. Дальше доехали до Херсона, а там нас встретили друзья из «Автомайдана», дали деньги, бензин. И вот, мы тут.
После нас границу в Армянске закрыли полностью.
– Как оцениваешь свое состояние сейчас? Проходили какую-то экспертизу? Консультировались с психологом?
Катя: – Времени не было. Только к невропатологу дошла, потому что меня били.
– Побои не снимали?
Катя: – Нет. Помощь предлагали. Но мне кажется, что помощь не нужна.
– Правильно ли я поняла, из всех сил в Крыму, с которыми приходилось сталкиваться, самыми адекватными были российские солдаты?
Катя: – Да, потому что они отправили туда бывших офицеров, которые много служили и являются при этом хорошими психологами, могут поговорить, убедить.
Говорили нам: «Мне не нужно бить, через полчаса разговора ты сама все скажешь».
Беркут, наоборот, пугает, лупит. Они абсолютно не контролируемы, даже русскими солдатами. Они нереально злые, в них много ненависти. Избиение и так было их методом, знаю это по своему опыту – а тут они совсем озверели, ожесточились. Они думают, наверное, если выслужатся, им дадут российские паспорта или что-то в этом роде.
Тут и месть, и обида, что их все бросили, и надежда на привилегии от России. В Украину им путь закрыт.
– «Беркут» был севастопольским?
Катя: – Наверное, да, многие говорили об этом. Я точно не знаю.
– После того, как вернулись в Киев, не было желания уехать куда-то, отдохнуть, переключиться?
Катя: – Сначала были встречи с послами, потом спокойный день, полный работы, а вечером узнали, что ребята пропали. И мы включились в их поиск. Некогда отдыхать.
На данный момент в Крыму около четырнадцати пропавших. О некоторых ничего не слышно уже более недели.
Сегодня утром отпустили 7 заложников. Судьба остальных пока неизвестна.
Источник: http://life.pravda.com.ua/person/2014/03/20/159019/
Дата публикации на источнике: 20.03.2014
Автор: Мириам Драгина