Крымский дневник: Последняя украинская неделя на полуострове

Весь месяц оккупации и, в итоге, аннексии украинского Крыма Россией,  авторы «Украинской правды.Жизнь» рассказывали много и детально о самых разных аспектах происходящего на полуострове. Сегодня мы, пусть и с некоторым опозданием, публикуем большой материал о том, как запомнилась одному из них последняя неделя перед не признанным рефрендумом в АРК.

Вечерний самолет на Симферополь почти заполнен, хотя в столице все убедительно уговаривают друг друга не лететь. Пассажиры еще не знают, что совершают почти исторический рейс – один из последних из Киева в направлении Крыма. Одна шестая борта – журналисты. Большинство – заграничные.

Супружеская пара рядом негромко обсуждает возможные сценарии развития событий. «Этот референдум никто не признает ведь…» – растерянно произносит женщина. «Меня больше волнует, что будет, если да», – мрачно отвечает муж.

«Наш полет будет проходить только на территории Украины», – слышу сквозь неглубокий сон располагающий и молодой голос капитана самолета. Сначала на украинском и только потом на русском и английском.

В аэропорту Симферополя спокойно, только погода дряная. Встречают друзья и коллеги. Обещанных телевизором «зеленых человечков» нет. Только грубые дружинники с красными повязками стучат в окно машины с характерной интонацией: «Здесь нельзя паркаватьсяяя!»

В первые же полчаса пребывания в городе вижу драку. Вернее, один избивает другого – очень пьяного. Пытаюсь вспомнить, когда видела последнюю уличную схватку в Киеве (Евромайдан не в счет) и тут же кричу, чтобы перестали немедленно. Грабитель убегает с украденным телефоном, пострадавший спасен.

Правда, через пару минут его хочется отлупить самой.

«А вы вообще откуда сами?!» – еле ворочая языком, с вызовом требует он.

Здравствуй, Крым.

*   *   *

Воскресенье, 9 марта. Севастополь

Рано утром с депутатом Олесем Донием, который, плохо владея русским, приехал в Крым просто на поезде, отправляемся на день рождения Шевченко в Севастополь.

По дороге один пост – немного казаков, пара людей с автоматами. Надпись на небольшой баррикаде: «Кто к нам с мечом придет…» Мужчины в нашем авто сильно нервничают, когда я по старой киевской привычке пытаюсь сделать фото. Только позже осознала, насколько оправданны были их опасения.

Настоящий первый снимок фотокамерой делаю уже в центре города – хочу запечатлеть российский флаг на одном из зданий. Тут же подходит молодая пара. Судя по лицам – совсем не спали, но много пили. Ого, думаю, началось и как быстро. Но просто просят сфотографировать. Соглашаюсь, фотографирую, вру, что пришлю снимок во ВКонтакте.

Памятник великому украинцу в городе «русской славы» стоит где-то на отшибе. Не меньше ста собравшихся с цветами, флагами и плакатами кажутся тут важнее любого вече в Киеве.

«Мы очень любим Украину. Украина – наша родина. Мы не хотим становиться частью России», – с волнением говорит в камеру брюнетка с плакатом «Нет войне!» Чуть позже добавляет: «Не бросайте нас».

Эти слова мне предстоит услышать в Крыму много раз. И каждый – прятать глаза.

Среднего возраста учительница уравновешенно рассказывает, что в городе все было совершенно спокойно, аж до побега президента Януковича.

«С того дня по улицам стали ездить машины и с помощью громкоговорителей пугать народ набегами фашистов», – рассказывает она.

Договорить с ней не дают незваные гости – пара десятков хмурых мужчин в кожаных куртках и с георгиевскими лентами на груди.

Сперва они угрожающе скандируют «Рас-си-я!!!», потом запускают среди митингующих сварливых бабушек, очень быстро кто-то кого-то толкнул, промчалась первая струя из газового баллончика – и началась толкотня.

Милиция вяло наблюдает.

«Ты кто такой вообще? Крымский?» – напирает незнакомец в шапке на крымского чемпиона мира по боксу Алексея Трофимова, присутствующего на проукраинском митинге.

«Если бы ты был крымским, ты бы знал, кто я», – парирует спортсмен и предлагает собеседнику показать собственный паспорт.

Все это время интеллигентная дама в шарфике невозмутимо и с достоинством приглашает читать стихи Шевченко в обмен на призы – календари с его изображением. И кажется, что даже если начнут падать бомбы – она не сдвинется с места.

После отъезда из Севастополя все же узнаем, что потасовка повторилась – местные активисты задержаны. Многим пришлось уехать из города до самого референдума.

На обратном пути, на том же посту дядька в казацкой шапке засовывает руку с листовкой в салон авто: «Отдашь соседу». На бумаге большими буквами: «Хуже не будет». Поживем – увидим.

*   *   *

Понедельник, 10 марта. Турецкий вал

С вечера стало известно о похищении на КПП Турецкий вал девочек из Автомайдана и журналистки-фрилансера с фотографом и водителем.

С крымским татарином и киевлянами Машей и Сергеем едем в Севастополь – на их местонахождение именно там указывают многочисленные источники и даже последние сигналы телефонов. И в местной милиции, и в СБУ, конечно же, уверяют, что ничего подобного нет и быть не может.

«Задержанные в Крыму никаком образом не могут попасть в Севастополь», – клянется сотрудница местной пресс-службы.

Даже почти верится, что она и вправду может не знать об организованной по соседству российскими коллегами пыточной и кабинете для допросов.

Вспоминаю единственного депутата, который может иметь в Крыму хоть какое-то влияние. Вот уж не думала, что придется о чем-то когда-либо просить Вадима Колесниченко… Охотно отзывается. Едет на базу Севастопольского «Беркута» – там убеждают, что девушек нет.

Другие источники политика вторят то же самое.

Возвращаемся в Симферополь, по дороге пытаясь хоть как-то восполнить информационный вакуум у родственников пропавших – за все время им ни разу не позвонили ни из одного госоргана. Все держатся с оптимизмом. Похоже, только я одна не могу избавиться от мыслей про Юрия Вербицкого…

В СБУ и милиции Симферополя ребят официально тоже нет. В отчаянии решаемся ехать на тот самый, обросший жуткими легендами, КПП.

Добираемся уже в темное время суток. Ни одного фонаря, ветер и холодно. Выходим из машины вдвоем с Машей.

Метров за сто слышим резкие окрики и различаем мужские силуэты – люди с автоматами ставят на колени двух парней. Замираем в нерешительности – похоже, не лучший момент для визита. «Поворачивайте, поворачивайте назад», – командует из темноты мужской голос, направляя в нас фонарь.

Медленно возвращаемся в машину. Через пару минут голос подходит к нам. Выхожу и доброжелательно объясняю, что надо.

«Журналисты? – громко уточняет он. – Ждите». Быстро уходит.

Возвращаются уже втроем. Велят выйти из машины и выстроиться в ряд. Не обыскивают, но осматривают и нас, и авто. Забирают все фотоаппараты. Усаживаются за руль и на переднее сиденье. Заезжают на КПП.

Света почти нет. Горит одна бочка для обогрева. Несколько зданий. Кажется, пара больших палаток. Трактор какой-то или кран. Над головой время от времени пролетают вертолеты. Судя по реакции остальных – не «наши».

Четко различаю форму «Беркута», хорошо запомнившуюся еще со времен Майдана, и просто черный камуфляж.

«Пойдет кто-то один», – распоряжается один в маске, вновь выводя нас из машины.

«Как? Сказали же двоих?» – перечит напарник. – «Нет, или один или никто!»

«Я, конечно, пойду», – слышу свой голос. Тоненькая Маша цепляется за рукав: «Я тоже!»

В итоге отводят меня одну метров на десять по дороге, споря, «в бункер» или «тут сказали подождать».

«Я ведь могу не волноваться за себя, да?» – уточняю на всякий случай. «Да у нас тут никто не пропадал еще», – успокаивают люди в форме.

Через пару минут подходит невысокий крепкий мужчина – какой-то начальник севастопольского Беркута. Маска закручена на голове в виде шапки.

Вежливо и кратко излагаю свой вопрос – где пропавшие люди.

«Я тут пресс-конференций не даю», – вальяжно заявляет он.

«Расскажите просто по-человечески».

«А как человек вы мне глубоко омерзительны», – заявляет он.

На Майдане они не могли нам отвечать, теперь – хотели выговориться сполна.Дальше следует эмоциональное и довольно красноречивое объяснение, почему: «на ваших, журналистских, руках кровь погибших», «вы врали про воров и наркоманов на Майдане, делая их героями Небесной сотни», а «моих 11 парней там ранило и никто не помогал», «вы врали про доплаты силовикам, а нам даже командировочных не заплатили» и так далее.

Вконец разгорячившись, начальник и его подчиненные  проверяют мои снимки: «А! П….р этот – Яценюк! И Черновол! М…зь эта! Вы же говорили, что ее мы избили, да?! Врали!»Объяснять, что камера только куплена, и снимки еще предыдущего владельца, времени нет. В итоге отнимают все карты памяти.

«А сейчас вы сядете в свою машину и уедете в свою Украину. Крым это больше не ваша страна».

Шок отнимает осторожность.

«Вы шутите?! У меня рейс в Киев утром. С собой ни документов, ни денег. Водитель местный. Мы никуда не поедем. Вы не можете этого сделать!» – «Можем! Вы сюда приезжать только провоцировать и врать!»

После краткого спора сдается: «Хорошо, я дам вам вернуться, хотя у меня другая команда».

Еще раз спрашиваю про исчезнувших друзей.

– Они в безопасности. С ними все хорошо. Завтра они будут в Украине.

– Речь идет обо всех пяти задержанных?

– Завтра они все будут в Украине. Вас устроит такой ответ?

Разумеется, нет. Но когда стоишь ночью один перед группой вооруженных автоматами мужчин, выбирать не приходится.

Спрашивает, как зовут, и провожает до машины. Сам представиться не хочет. Радуюсь  значит, все-таки боится.

«Едьте и Киеву привет не передавайте, а до Львова я еще доберусь».

По дороге в Симферополь не выдерживает перенервничавший водитель: «Да пусть уже отдают этот Крым, что ли?! Иначе будет не Небесная сотня, а тысяча! Мой народ это уже проходил, я знаю. Был бы я украинцем или русским, не волновался бы совсем! Но я татарин! Что нам делать?!»

Похищенных ребят действительно отпустили на следующий день.

*   *   *

Вторник, 11 марта. Донузлав

Рейсы в Киев и из него отменяют. Аэропорт превращается в московский – сообщение только с Белокаменной.

Появляется возможность нам с коллегой Катей – она віросла и владеет недвижимостью в Крыму – отправиться еще куда-то. Вспоминаю, что всегда хотела поездить по Крыму на машине. Мечтайте осторожно – они сбываются.

По дороге из Симферополя в Евпаторию никаких постов. Мысленно отмечаю, что в эти части безопасно можно везти любую подмогу – рации, фонари и даже письма с материка.

Город пыльный. Ничего курортного. Воинская часть – вот прям сразу. На воротах горстка «зеленых человечков».

Над котельной, где они живут, российский флаг. Парней немного, некоторые с раскосым разрезом глаз. Плюют семечки. У одного золотые зубы – тыщу лет таких не видела. Зря признаемся, что журналисты – сразу надевают маски, но не агрессивны. Миролюбиво отнекиваются, пока не прибегает командир.

«Сейчас я у вас это отниму, и вы его больше никогда не увидите», – хватается за айпад. К счастью, не знает, что с ним делать. Снимки с фотокамеры недружелюбно требует удалить. Цель – попасть в часть, поэтому приходится воздержаться, чтобы не сказать ему, что я у себя дома, а он просто неопознанное лицо с оружием.

Пробраться в часть нельзя, замкомандира по телефону объясняет, что главное условие – не пускать журналистов. Это даже чуть радует: несмотря ни на что, мы тут все-таки оружие. Пусть и холостое.

Зато спокойно добираемся в Донузлав. Слышала, что там очень красиво, но ничего не успеваем посмотреть. Главное – нам разрешают проехать на саму Южную военно-морскую базу ЧФ Украины. Перед кораблями охватывает восторг и благоволение. А когда командир «Ольшанского», Дмитрий Коваленко приглашает внутрь – счастью нет предела.

Теперь горько осознавать, что  были там почти последними гостями с Украины.

«Ольшанский» – первое место, где нам пора было ехать, а моряки готовы были говорить. И слушать.

«Может вы нам, девочки, расскажете, что в Киеве слышно?» – улыбаясь, спрашивают моряки. Ответить нечем.

– А что вам сообщают из Киева?

– «Держитесь!» «Герои!» – командир ВМБ отлично пародирует генералов из столицы.

Неуверенно вставляю, что вот им звание участников боевых действий присвоят.

«Да зачем оно нам? – отмахивается Коваленко. – Лучше бы начали строить жилье для военных! А они даже фонд помощи открыть не могут, нам обычные люди пытаются помогать, и деньгами, и чем могут».

За себя командиры спокойны – служить несуществующему государству Крым или вдруг за пару лет до песни оказаться в чужой армии им не улыбается. Но за молодежь волнуются.»Мне их надо чем-то мотивировать. А чем?..»

Провожать нас Коваленко спускается лично. «Вы там осторожней, девочки, щуплые ведь такие, маленькие. Опасно сейчас».

А нам обоим казалось, что защищать нужно именно их.

*   *   *

Четверг, 13 марта, Ялта

Понемногу начинаю привыкать и к мерзкой погоде, и к флагам России на госучреждениях все еще Украины, и к георгиевским ленточкам в такси. Осторожно хожу с фотоаппаратом даже по центру города, вообще не говорю по-украински. Спрятала удостоверение журналиста. С неприятным чувством выхожу одна на улицу после даже 8 часов вечера, оглядываясь снимаю даже несколько сотен гривен в банкомате.

Большую часть каждого дня проводим с Катей в дороге в очередную воинскую часть.

Однажды по дороге попадаем на митинг в Ялте.

Курортный город, казалось бы, должен быть наименее подвержен влиянию политических бурь. Но нет. Штормит тут по-настоящему. До тошноты.

На набережной возле Макдональдса все еще флаг Украины, а рядом праздник за воссоединение с Россией. Людей немного. Поют песни, танцуют, улыбаются. Искренне.

Противники войны собираются чуть дальше – запланировали место и дату давно. Их тоже немного. Молодежь, пожилые, много интеллигентных лиц и национальной символики.

Кажется, их митинг не успел даже начаться. Пара десятков неожиданно появившихся мужчин в пресловутых спортивных костюмах стала наступать сзади, грозно скандируя опостылевшее «Рас-си-я!»

«Проукраинцы» сперва пытались в ответ петь гимн, но напора «дружественной страны» не выдержали – их сбросили со сцены, растолкали, уничтожили флаги. Катю кто-то зацепил кулаком по лицу.

Мужчины понимали, что схватка бесполезна, и униженно опускали головы, отходя.

Женщины рыдали от обиды и беспомощности. «Посмотрите, посмотрите – вот это и есть фашисты! Вам нравится, нравится?!» – кричала в слезах одна из них поклонникам русского мира, тут же прибежавшим торжествовать над «бендеровцами».

«Пошла на х… отсюда, истеричка больная!» – орали ей парни с осетинским акцентом. Явно не жители Ялты.

Но не только эти – даже приятной внешности и почтенного возраста леди говорили цитатами из российских новостей. «Вы с Майдана, да? Наркотики вам там давали, да? – ликующе нападали они на нас, только завидя планшет в руках. – А вы вообще знаете, что такое Украина? Как слово появилось? Это окраина Росси, понятно вам? Уезжайте отсюда в свой Киев!»

«Сколько лет вашим детям?» – только и смогла произнести я в ответ. «Да мою дочь в Киеве терроризируют! – отозвалась одна. – Заставляют говорить на украинском в университете!»

Две «бендеровки» русского происхождения, у Кати даже паспорт российский до сих пор, живет в Украине с видом на жительство, мы покидали «жемчужину «Крыма» как  побитые собаки – с мерзким чувством поражения. А еще стыда – за место рождения в паспорте.

Вечером в чудесном Катином доме собираются друзья – все образованные, интеллигентные, но растерянные и угнетенные. Засыпая, улавливаю обрывки слов «беженец», «паспорт» и «насилие».

*   *   *

Пятница, 14 марта. Симферополь

Утром узнаю, что в Симферополе пропала новая группа друзей – автомайдовцы Гриценко, Супрун и Лукьяненко.

Руки сперва бессильно опускаются – второе похищение вооруженными бандитами близких людей за неделю это toomuch – но тут же поднимаются стучать по клавиатуре, собирать на помощь всех местных журналистов.

Их тут, правда, к огромному сожалению, почти нет. Не Межигорье ведь, и не Виктория Нуланд на Майдане..

С теми, кто смог и не струсил, собираемся возле здания военкомата, где, по нашей и, как потом выяснилось, совершенно точной информации, содержали и пытали пленных. Такая себе провинциальная Гуантанамо посреди Крыма, в которой как ни в чем не бывало, работают люди. Выходящие из ворот женщины на наши настойчивые приставания брезгливо удивляются: «Похищенные? Тут? Вы с ума сошли?!»

Мы, тем не менее, сосредоточенно запоминали их лица. Соучастие и укрывательство еще никто не отменял. Даже в Крыму.

До нашего прихода охраняет территорию только один парень с автоматом да казак. Потом присылают других – все в разной форме. Кто-то в камуфляже цвета песка с капюшоном, кто-то в зеленой военной и масках спезназначенцев. Кто-то из обитающих тут точно из Чечни – улавливаю акцент и характерные черты внешности. Остальные, судя по речи и риторике, местные — крымские.

Кроме нас, у ворот собираются шеренги мужчин, которые пришли принимать присягу несуществующему государству Крым.

Часть из них из России — искренне приехали спасать от «фашистов».

В ворота пропускают бесконечное количество машин с российскими номерами и без таковых вообще. Некоторые из них фигурировали в похищении наших друзей.

По очереди к нам, десяти собравшимся журналистам из разных стран – выходят «старшие»: один с громадной золотой цепью, скрыть которую не может даже капюшон, второй худой и в черной маске.

Никто ничего не знает, и никого тут, разумеется, нет.

Когда наши вопросы и настойчивость утомили, присылают группу из восьми человек – действуют профессионально, как Беркут.

Первый резко останавливается возле меня. «Что вы здесь делаете?» – и тут же хватает Ipad. Отнять сразу  не получилось, поэтому ему пришлось подключить напарника – выворачивают руки, но следов не оставляют. «Отпусти! Поломаешь!», — кричать.

Я готова была его съесть — лишь бы не отдать, но с двумя не справилась. Пока боролась, у коллег отняли даже телефоны под дулом пистолета.

Расходиться все равно не собираемся – вызываем милицию. Она уверяет, что нам сейчас все вернут, но заявление об ограблении и препятсоввании журналистской деятельности все же принимают. Технику действительно возвращают, но только норвежским журналистам. На подмогу приезжают российские коллеги и Reuters. За первыми гоняются с автоматами, вторых под дулами выпроваживают с территории.

Нам – «местным» – уже не страшно. Успокоившись от первого гнева, дотошно и детальносообщаю каждому, что их ждет в суде, который, по моим словам, неизбежен для них, по 171-й статье.

Вижу, что они все-таки боятся. И правильно.

*   *   *

Воскресенье, 16 марта. Керчь

Погода в Крыму в день путинского фарса соответствующая – мерзкий дождь и хмурость. Радует только долгожданная поездка в Керчь с Женей – известным киевским адвокатом. Она бесстрашно и безлишнего шума приехала в Крым с подружкой на авто и за неполный день успела спасти местного активиста от тюрьмы и перебросить партию бронежилетов нашим военным.

По дороге заглянули в Феодосию. Повидаться с морпехами не удалось – настолько плотно охраняли их русские солдаты.

Зато попали на Керченскую переправу. Правда, только выключили мотор, в дверь постучал «зеленый человечек». На этот раз действительно вежливый. Их там вообще очень много. Как и российских МЧСников. В местных кафе уже можно заплатить российскими рублями.

Заезжаем в воинскую часть А0669. Там, на первый взгляд, совсем спокойно. Расслабленно даже. Возле БТР, на котором трогательно виднеется бутылка моющего средства, скучает парень – по внешности из Бурятии: «Мы свою машину любим, мы ее бережем», – говорит не то в шутку, не то серьезно.

Щелкает семечки. Командир — Максим — тоже рядом. Живут русские ребята в «Урале», припаркованном рядом.

«Это уже вторая группа, – рассказывает со светлой улыбкой политрук Алексей Никофоров. – Первая была из Дагестана. Им рассказали, что тут крымчан режут. Они приехали, а тут все спокойно. Вот вторая теперь – из Темрюка. Официально – на учениях. Я их знаю – на параде как-то вместе были».

Сам Алексей русский, а вырос в Черкассах. На родине его называют хохлом, в Черкассах – москалем.

Сдаваться оккупантам сам не планирует и подопечных мотивирует, хоть это и нелегко — 80% из них местные крымчане. Взгляды на ситуацию соотвествующие. Только военная присяга сдерживает от предательства.

«Все хорошо будет, девочки! Не волнуйтесь» – убеждает Алексей.

Притворяемся, что верим.

Вечером в Керчи праздничный концерт. На главной площади поднимают руский флаг.

Дома, в Симферополе, заваливаемся большой толпой в ресторан заесть горечь – а там поют российский гимн в караоке.

Из хорошего за день только то, что Катя — гражданка России с крымской регистрацией — проголосовала на референдуме. Дважды. 1% испорченных бюллетеней по официальным результатам «голосования» — ее заслуга.

*   *   *

Понедельник, 17 марта. Киев

В мой последний крымский день вновь встречаемся с коллегами возле военкомата, а попросту пыточной и тюрьме для пленников. Охранники в разнобойной форме спокойны и почти приветливы. Уже узнаем друг друга. С нами коллеги из РФ. «Вы же правовое государство хотите строить, а не Чечню? – обращаются кбандитам российские журналисты.

– Тогда люди не должны пропадать просто так».

Неопознанные служивые отворачиваются, огрызаются, а потом чуть смущенно докладывают:

«Ваша техника в Москве, в ФСБ. Сказали, чтоб вы обращались туда». Воры.

Устраиваем последний обед в центре города – самом, пожалуй, безопасном месте Крыма. Коллега из Москвы делает прямое включение и предоставляет мне возможность рассказать про наших пропавших.

Вдруг  подбегает девушка: «Вы Тимур Олевский? Я вас очень люблю! Можно дать вам немного украинских денежек в поддержку «Дождя»?» – открывает кошелек.

Пока я стою шокированная (меня-то никто не узнал) Тимур протягивает к ней руки: «Нет, у «Дождя» полно денег. Давайте я вас лучше обниму!»

Это едва ли не лучшее воспоминание о Крыме.

…Пора уезжать.

«Наснимали?» – спрашивает таксист, видимо, заметив фотокамеру. А мне слышится:»Проиграли?..»

Нет, не проиграли.

Уступили. Сохранили жизни. Все равно победим. Вопрос только, как напишет позже в знаковом «IN RE» Сергей Рахманин – во времени и цене.

До последнего жду самолет на Киев. Ненавижу поезда и стремлюсь сэкономить время. А на самом деле хочу еще хоть раз на рейсе между Крымом и Киевом услышать: «Наш полет будет проходить только на территории Украины».

В итоге небо так и не открыли. Возвращаюсь поездом.

Источник: http://life.pravda.com.ua/society/2014/03/27/160520/
Дата публикации на источнике: 28.03.2014
Автор: Анастасия Береза